Д.П. Генин. Ленинградское шоссе.

Старая поговорка гласила: все пути ведут в Рим. В наше время есть все основания утверждать: все пути ведут в Москву.

Для художника, мыслящего образами, воспринимающего и обобщающего явления в живых связях, сопоставлениях, сравнениях, «пути, ведущие в Москву»,— это образ многогранный и ёмкий, наполненный большим общественным содержанием и, конечно, лирико-поэтический.

Д.П. Генин. Зимняя дорога.

Пути-дороги в Москву... Для художника-пейзажиста они конкретизируются в образе рельсовых путей, воздушных трасс, автомагистралей, ведущих к сердцу страны. Такая пейзажно-лирическая трактовка темы сегодня закономерна и естественна.

Почему? Да потому, в частности, что каждый советский человек, спускавшийся по трапу на бетонные дорожки московских аэродромов или въезжавший в столицу по шоссе, прорезающему холмы и перелески Подмосковья, или смотревший из окна приближавшегося к Москве поезда на изгибы рельсовых путей, поднятых на высокие насыпи, — каждый, при этом помимо всяких иных чувств и ощущений, испытывал, быть может, неосознанное эстетическое волнение. Волнение, порожденное самой окружающей жизнью — дорожным пейзажем, архитектурой, центростремительным движением, влекущем к Москве...

Д.П. Генин. Автобус на Москву.

Эта способность эстетического восприятия жизни (в различной степени присущая разным людям) окрашивает наше мироотношение, накладывает особый и яркий отпечаток на представление о вещах и людях, формирующееся в нашем сознании. В глубинах его откладываются образы, «свои» для каждого человека, но вместе с тем в основных своих качествах единые для людей, принадлежащих одному общественному строю, одному времени.

Д.П. Генин. Последний автобус. Бумага, пастель. 26 х 25,5 см

Когда же художнику посчастливится не только увидеть и пережить, но и воплотить в образах искусства те же представления-образы, что отложились в душах и умах его современников, зрители воспринимают такую удачу с неизменной благодарностью именно потому, что они видят в искусстве естественное выражение собственного мировосприятия.

В своих работах, посвящённых путям-дорогам, ведущим в Москву, Давид Павлович Генин выступает как художник, настойчиво совершенствующийся, ищущий приметы нового во имя выражения жизненной правды, но никогда не стремящийся к новациям формы ради них самих.

Он — художник лирического, быть может, даже камерного склада. Но в последнее время наблюдается в его творчестве процесс подавления созерцательности восприятия, преодоления ранее ему свойственных тихих, мягких интонаций. Происходит это не путем насилия, ломки индивидуальности; просто получили простор ранее сокрытые способности активного, яркого восприятия жизни.

Это сказалось прежде всего в обострении композиционного мышления. Становится более определённым, лишается некоторой вялости «угол зрения», категоричнее ставятся акценты. Пейзажи, всегда одухотворённые присутствием человека или отголоском его живой деятельности, обретают ясный эмоциональный и одновременно логический центр. Художники в таких случаях говорят о «построенности», «конструктивности». Но хочется подчеркнуть, что конструктивность в пейзажах Генина далека от чисто рассудочного построения пространства и умозрительного размещения в нём людей, предметов, элементов пейзажа.

Д.П. Генин. Въезд в Москву.

Лучшие из его новых пейзажей тем и хороши, что в каждом из них звучит своя задушевная мелодия, изображение в них эмоционально выразительно. Это каждый раз итог удачно найденного в рисунке пластического «ключа», возникающего на основе разработки конкретного сюжета, из освоения новых мотивов в окружающем пейзаже.

Ослепительно светится в спускающихся сумерках корпус самолета, подготовляемого к ночному рейсу. Сверкающая белая «сигара» прорезает тёмный массив деревьев, окаймляющих лётную дорожку. Их неровные контуры, как и неопределённость надвигающегося ночного покрова, контрастируют со стройным силуэтом воздушного корабля и ровными линиями бетонных плит дорожки. В этом контрасте — напряжение, ожидание, взволнованность. Точно прорисованы характерные и энергичные движения людей. Эта характерность движений вносит в сцену тепло земной жизни, быть может, намек на жанр, во всяком случае — элемент лирический. В целом, перед нами образ поэтичный и, пожалуй, даже романтический.

Д.П. Генин. Шереметьево. Бумага, акварель. 1964 г.

Листок из маленького путевого альбома: дорога, точнее — шоссе; такое, каким открывается оно из-за ветрового стекла: бесконечное, ныряющее с холма на холм до самого горизонта. Ритму движения вторят столбы и провода вдоль обочины, очертания пробегающих мимо полей да силуэты едущих впереди машин. Вы, может быть, скажете: «Постойте, это уже было где-то! В моей жизни? В фильме? В картине Нисского?» Ну, что же! Если вы уже открыли для себя этот мотив в жизни, до того как обнаружили его у художника, тем лучше: вы будете ему верить. Если же вы настаиваете, что уже встречались с этим в искусстве, — вы обманываетесь. С этим, да не с тем. Каждый художник по-своему передаёт увиденное (даже, если и близок репертуар, у каждого не только свой голос, но и свой тембр). Генинские наброски с натуры отличает их лирическая интимная интонация, не исчезнувшая, несмотря на то, что в творчестве его теперь утверждает себя мужественность и решительность.

Д.П. Генин. Дорога.

Просматривая альбомы Давида Генина, мы как бы присутствуем при его «открытии мира». Впрочем, ощущение причастности к малым или большим художественным открытиям всегда сопутствует нам, когда посчастливится заглянуть в записные книжки художника.

Наброски-эскизы Д. Генина отличает ещё и то, что они почти всегда очень конкретны. Это не те, зашифрованные — себе, для памяти — заметки, где автору достаточно схематичного намёка на поразившие его ритмы, пропорции, пространственные отношения и т. п., чтобы впоследствии разработать их в картине. Давид Генин в самом, казалось бы, беглом наброске сохраняет предметность реального мира. Я хочу подчеркнуть этим, что отвлечённое понимание выразительности графической формы совершенно чуждо Генину как графику (то понимание линии, пятна, ритма и прочих элементов художественной формы, благодаря которому они в рисунках некоторых художников начинают обретать как бы самостоятельную, независимую от изображаемых предметов жизнь, создавая иллюзию независимой самостоятельности средств художественного воздействия). В его набросках, этой первичной стадии восприятия мира, мы находим тому подтверждение.

Этим же ощущением живой конкретности, вещественности мира насыщены и его законченные работы— сочные акварели («Дождь прошёл», «На рулёжной дорожке») или лёгкие, чуть тронутые цветными карандашами листы («На окружной дороге»).

Д.П. Генин. На окружной дороге.

Так поиски средств и путей эмоциональной выразительности неотделимы в работах Генина от овладения конкретными, живыми, реальными чертами изображаемого предмета.

И хочется пожелать художнику дальнейших удач в его настойчивом стремлении открыть новую и живую красоту окружающего нас мира.

В. ГЕРЦЕНБЕРГ

Журнал «Художник» № 12, 1964 г.

Чёрно-белые репродукции работ Д. Генина из журнала «Художник» № 12, 1964 г.

Д. Генин. Шереметьево. Бумага, акварель. 1964 г.

Д. Генин. Дождь прошёл. Бумага, акварель, восковой карандаш. 1964 г.

Д. Генин. Дорога. Тонированная бумага, фломастер. 1963 г.

Д. Генин. На строительстве Центрального аэровокзала. Бумага, фломастер. 1963 г.

Д. Генин. На рулёжной дорожке. Тонированная бумага, акварель, белила, восковой карандаш. 1963 г.

Д. Генин. На окружной дороге. Тонированная бумага, восковой карандаш. 1964 г.