Об Анне.

Как при воспоминании о любви, вопрос — когда ты впервые её увидел. В данном случае вопрос двоится: когда увидел её и когда увидел её живопись. Ступая прежде на более устойчивую кочку, — в только-только открывшемся Центральном Доме Художника, на выставке среди Нестеровой, Назаренко и Клыкова со скульптурой Высоцкого в позе Ивана Сусанина. Всё было смело и социально, одна Аня — сама по себе, пейзаж да и только, белила, синева, дома. Я тогда очень, помню, удивился: надо же, какая смелая — в таком контексте быть собой.

И позже увидел — кем. Что-то возле февраля, и она в прелестной шубке, красавица, умница, радость папы и мамы — с невероятной, обнажённой улыбкой, с чёрными очами (не сказать же про её глаза — глаза, как у окулиста). Не подозревает как будто, что таких, как она, крадут. Вообще, многого о себе не знает, сказываются уроки в художественной школе, другим они портят живопись, ей — женскую жизнь... Такой она мне запомнилась после первой встречи, но — она с моим другом, и я подозреваю, что это её удел — всегда с кем-то, а восхищение ею — не с нею, хотя бы потому, что мало одного единственного восхищения. Кстати, вечная поза художника.

Пролистнув сколько-то лет, — поцелуй. Здесь обе темы сливаются, потому что дело происходит в её мастерской с дивным видом на Москву и Третьяковскую галерею, где будут висеть её полотна, — и я задаюсь вопросом, нужна ли мастерская — женщине. Точнее, женщине Анне. Ей. По опыту приятелей-живописцев, мастерская — это вторая жизнь. Двойная жизнь. Пусть в окне мастерской, как у Анны, — дома, синева, белила. Здесь она другая, здесь с нею, у неё на челе — забота, это у неё-то, всегда озабоченной тем, чтобы выглядеть беззаботной. У артиста это никогда не случайно — только у кокеток. Впрочем, у них иная печаль — скрыть ветренность. У Анны, наивно, — изобразить.

Я её люблю. Белила, синеву, ускользающий осязаемый, предчувствуемый мир её полотен. Женскую наивность, талант, улыбку, жест, талант, девочку в ней — женщине-мастере, женщину в ней — девочке. Ещё один поцелуй.

 

Николай Климентович

 

 

...узнаваемые в светлых сумерках, словно в туманном поле, окрестности, узнаваемые ещё по натюрмортам XVII-XVIII столетий предметы, будь то чаши и чашки, хрустальные вазы и бокалы, чайники для заварки, раковины и букеты. Однако они уже мистичны, обретаются в другом пространстве, призрачны, становясь знаком, тенью теней знакомого быта, символами жизни, с которой нельзя проститься... Символами.

Характерно, что в «белой» серии картин Анны Бирштейн предмет не беседует с соседним; он изолирован, он отчуждён; и этим отличается от себе подобных из минувших веков; так он предвидит свою судьбу: уйти, дематериализоваться, исчезнуть, раствориться, уходя в трансцендентность; прощаясь, предмет словно замыкается в себе, отчуждается волей мастера, его создающего, от реальной среды, становится метафизичен; он как бы прощается с нами, и прощание это длится вечно; он и «тут», однако же не «здесь».

Определённая ностальгичность романтического сфумато окутывает мир; белый цвет бестелесен, он — эквивалент божественного цвета, он тварный. Кажется, что изображение уходит от него, удаляясь в неведомые перспективы, ещё более интересные тем, что силуэты и профили чашек, бокалов, чайников, букетов сверкают магией своих граней, переливом тончайших оттенков изгибов формы; так, они вроде бы стоят перед зрителем фронтально, неподалеку, но и мысленно их коснуться нельзя; свет проникает в них, и они кажутся фантомами, сгустками, если можно так сказать, света. Именно он, даря предметы нам, их же и отнимает; такой мир загадочен, непонятен, представленный кистью, когда мазок ложится в мазок, создавая усложнённую фактуру, он, этот мир, миражен, фантомен и странен. Знакомое преображается в незнакомое, близкое в далекое, тварное в нетварное, в вечность...

Так смотришь на окно и на стол перед ним; первые лучи, побеждая мрак, трогают своим прикосновением, словно осязая тот или иной предмет, а за белой кисеёй занавески триумфально начинается день. Все становится явью. Силуэтируется. Сон превращается в день. Не менее призрачны и не менее осязаемы, как пластическая ценность, здания и ландшафты, что представляет Анна Бирштейн.

Ожидаем, что рядом с «белой» серией картин возникнет «чёрная». Фактура становится менее сложной, мазок на холсте динамичнее. Появляется экспрессия линий; словно чёрные молнии, они озаряют пейзаж, который колоризируется фиолетовым, пурпурным, тёмно-синим и тёмно-фиолетовым. Подобные краски в реальности не увидишь, лишь зрение художника их наблюдает и фиксирует. Она способна угадать тёмные кристаллы домов, резкие тени ночных деревьев, стремительные силуэты фигур. Мазок становится хаотичнее, рисунок почти гротескный.

Особая черта искусства Анны Бирштейн — глубоко прочувствованная портретность. И дело не только в том, что узнаваемы лики людей, предметы и ландшафтные пространства. Такая портретность автобиографична. Как и фактура, она — почерк.

 

Валерий Турчин

 

Текст и фотографии из каталога персональной выставки художницы. Москва, 1996 г. 

 

Анна Бирштейн

1973 окончила Московский Государственный Художественный Институт им. В.И. Сурикова (мастерская Желинского и Грицая)

1975 вступила в Союз Художников СССР Живёт и работает в Москве.

Выставки:

1996 персональная выставка, галерея «Манеж», Москва;

«Галереи в Галерее», АМОГ, Государственная Третьяковская Галерея, Москва;

1995 персональная выставка «Эрфурт», галерея «Раиса», Германия;

«La Terra Ritrаvata», Сан-Ремо, Италия;

персональная выставка, галерея «Манеж», Москва;

1994 персональная выставка «Застолье», Болгарский Культурный Центр, Москва; персональная выставка, галерея «Роза Азора», ЦДХ, Москва;

«APT-МИФ 3», Москва;

1993 «Три поколения» - совместно с М. Бирштейн и М. Цигапь, ЦДХ, Москва; «Каникулы», галерея «Роза Азора», Москва;

1992      выставка-аукцион группы московских художников, Флоренция,      Италия;

1991      «АРТ-МИФ 2», Москва;

1990      «Перестройка», Мельбурн, Австралия;

1989 «Русское сознание», Грац, Австрия; Галерея Вазарелли, Базель, Швейцария;

1989      выставка московских художников, Галерея   Беркли                Сквер,  Дондон;

1999 выставка московских художников, Галерея Боденшац, Базель, Швейцария;

1988 персональная выставка, Выставочный зап на Петровских линиях, Москва;

1987 «Москва. Личный взгляд», Галерея 399, Эдинбург, Шотландия:

1979 персональная выставка, Молодёжное объединение СХ СССР, Москва

1980-87 участвовала в художественных ярмарках в Познани, Базеле, Чикаго.

Работы А. Бирштейн находятся в Государственной Третьяковский Галерее, Русском музее, в музеях Архангельска, Ижевска, Киева, Мариупиля, Новокузнецка, а также в частных и корпоративных коллекциях в России и других странах.

 

Анна Бирштейн. Композиция 2. 1996 г. 100x100 см, зеркало, стекло.

Анна Бирштейн. Дом в Тарусе. 1995 г. Холст, масло. 90х100 см

Анна Бирштейн. Лето. 1995 г. Холст, масло. 100х110 см

Анна Бирштейн. Маша на дискотеке. 1996 г. Холст, масло. 120х150 см

Анна Бирштейн. Прогулка с Татьяной Назаренко. 1992 г. Холст, масло. 120х150 см

 

Репродукции картин - А. Забрин