Если есть в каждом из нас что-то достойное уважения, то это во многом заслуга отчих мест, где мы родились, где бабушки гуляли с нами по весенней траве и по зимнему снегу, где мы гоняли в футбол, учась побеждать и проигрывать.

У древних римлян существовало понятие «гений места». Его относили к уникальным фрагментам города — улицам, площадям... Причем уникальность им сообщал не выбор шедевров зодчества, а соединение архитектурного и духовного, человеческого начал, сплав, рождающий особое «поле высокого напряжения», неповторимую среду.

Такие фрагменты есть практически во всех странах, в каждом крупном городе. В Париже, например, это Большие Бульвары, в Ленинграде — Невский проспект, в Москве — Арбат.

Я говорю об этом потому, что всё, что относится к Арбату, я отношу и к Олегу Викторовичу Буткевичу, ибо это его отчие места. Мне кажется, вырастая в благоприятном арбатском климате, обучался он мужеству, великодушию и доброте. И поэтому главный, решающий критерий, выдвигаемый художественным критиком Олегом Буткевичем,— гуманизм.

 

Буткевич — из тех крупных ученых-искусствоведов нашего непростого времени, которые стали истинными хранителями ценностей изобразительного искусства. Его сердцу дороги художники, чьё правдивое творчество освещается высокими гуманистическими идеалами. Лучшие его статьи посвящены современникам. И объединяет всё написанное последовательная стойкость партийных убеждений в искусстве, глубокое знание проблематики современного художественного процесса, тонкий и верный вкус и высокое литературное мастерство в изложении своих построений, доказательств, оценок.

 

Невозможно представить себе художественную жизнь двух-трёх последних десятилетий без страстных и честных статей Олега Буткевича. В его понимании основная черта, характеризующая наше искусство, — это «пафос целеустремленной борьбы за преобразование мира, за построение коммунистического общества». Отсюда берут начало особенности метода социалистического реализма. Каковы же главные из них? Ответ даётся в каждой написанной им работе. «Вобрав в себя самые прекрасные, гениальные догадки прошлого, он (метод — Е. 3.) характеризуется, прежде всего, оптимистичным взглядом на действительность, органическим восприятием и утверждением как прекрасного и достойного всего, что способствует прогрессу человечества». Буткевич отнюдь не за то, чтобы художник, отвернувшись от боли людской и страданий, пел на холстах, словно соловей в раю. Но если он хочет дать образ реального мира, у него есть долг — говорить правду. А правда — это не только отвратительные чудовища фашизма, но прежде всего победившие их мужественные и добрые герои; это не только нынешние вашингтонские маньяки, возмечтавшие о самоубийстве Земли, но могучие многомиллионные марши мира, проходящие  сегодня по всей нашей планете. И если на нашей с вами палитре не будет живых, радостных красок, а только мрачные, то картина жизни окажется искажённой, способной причинить много зла.

Буткевич понимает, что произведение, представленное на суд зрителя, — это развёрстая душа мастера, его открытое сердце. Что нет никого беззащитнее художника, топчущегося на вернисаже неподалеку от своей работы и делающего вид, что он здесь случайно, что всё его существо не напрягается в жажде услышать доброе слово.

Буткевич никогда не придет на выставку самодовольным, равнодушным критиком, озабоченным своими «готовыми концепциями». Потому что он — сам художник. Он знает, как умеет сопротивляться материал и как непросто «думать цветом», и как из-за неточности одного единственного мазка может порой рухнуть целая выношенная формула твоего индивидуального, интимного и неповторимого миропонимания и мироощущения.

 

Совершенно очевидно, что и книга «Красота. Природа. Сущность. Формы», посвящённая центральной проблеме в области философской эстетики — проблеме прекрасного, написана не только Буткевичем — искусствоведом и художественным критиком, но и Буткевичем — художником-практиком. И потому закономерности художественного мышления, соотношение красоты и истины, особенности художественного познания, диалектика художественной идеи и воплощающих её изобразительных и выразительных средств искусства, другие кардинальные проблемы эстетики в его книге, столь далёкой от начётничества и схематизма, рассматриваются на обширном конкретном материале из области истории искусства, преломляясь через собственный творческий опыт и опыт общения с искусством. И потому Олег Буткевич по сей день получает и, видимо, долго ещё будет получать много писем-откликов на книгу «Красота».

 

Я сегодня пишу об искусствоведе, который вот уже несколько десятилетий пишет о нас с вами — о художниках. Сегодня ему шестьдесят. Это немного, когда речь идет о человеке такого яркого художнического темперамента. Это — в самый раз, чтобы ждать от него новых статей, новых книг.

Я вспоминаю его статью «Долг» в газете «Советская культура»: «...когда друзья и знакомые спрашивали,, почему я вдруг собрался ехать в отпуск не на озеро Балатон, не на Полярный Урал, не в Карелию, не в Прибалтику и даже не в Сочи, а в Башкирию, где «только нефть да степи», я отвечал, что еду на свидание с собственной юностью».

Он первым поехал на свидание с юностью целого поколения художников, потому что те из нас, кому сегодня 50—60 лет, знают: без башкирского села Воскресенского, куда во время Великой Отечественной войны была эвакуирована Московская средняя художественная школа, «без этого края, без далёких тех лет не было бы у нас нынешней школы русского искусства. Во всяком случае была бы она иной и делали бы её иные люди».

И именно Олег Буткевич стал хлопотать об организации в селе Воскресенском народной картинной галереи и средней художественной школы. Он часто бывает первым — особенно в борьбе за идею, в которую свято верит. При этом вовсе не стремится обеспечить себе выход из любого положения. И если ему нужно пересечь реку, то он просто бросается вплавь вместо того, чтобы построить плот, изучить течение и направление ветра, промерить самое мелкое место и привязать плот к берегу, чтобы потом можно было вернуться.

 

Мне кажется, за что бы ни взялся Буткевич, он всё умеет делать красиво: выступать на секретариате СХ РСФСР, вести заседание всероссийской комиссии по критике, работать в художественных советах, руководить потоком искусствоведов в «Челюскинской», открывать международные экспозиции в качестве секретаря правления СХ СССР, писать критические статьи о выставках, о творчестве современных советских мастеров изобразительного искусства, рецензировать книги по истории искусств, эстетике и философии, работать в редколлегии сборников «Советского искусствознания», возглавлять «круглый стол» или заседание редколлегии в журнале «Декоративное искусство СССР», где он — главным редактором, или в журнале «Художник» и в издательстве «Художник РСФСР», где он — куратором... Недаром говорят: если хочешь, чтобы дело было окончено в срок, поручи его самому занятому человеку.

 

Есть люди, в которых сразу влюбляешься. И не сообразить, что тому причиной — незаурядность личности, ум, обаяние, талант или естественная, как хлеб, доброта. Но, может быть, всё-таки главное достоинство Буткевича — интеллектуальная подтянутость, в которую, как планета в свою орбиту, он вовлекает всех, с кем соприкасается.

Конечно, есть у него и недостатки. Но ведь и у каждого они есть. А как уже было где-то сказано, его недостатки — это всего лишь его недостатки, а вот его достоинства принадлежат нам всем. Человек цветущий, живой не бывает совершенством, но он бывает прекрасным, если его характер целостный, а облик — гармоничный. Человек меняется, как сама природа: то облачно, идёт дождь; то солнечно, облака рассеялись. Нужны все времена года: зима и лето, весна и осень; нужны и холод и жара. И настоящий, подлинный человек вмещает в себя все времена года, только с полным осознанием, что всё, что он делает, делает от всего сердца. Должна быть решительно отброшена сердечная «экономия, эмоциональная расчётливость, и тогда человек становится действительно прекрасным. Именно таков, на мой взгляд, Олег Буткевич, которого мы сегодня от всей души поздравляем с шестидесятилетним юбилеем.

 

Ефрем ЗВЕРЬКОВ 

действительный член Академии художеств СССР

Журнал «Художник» №4, 1984 г.